Вторая мировая — магистральное событие ХХ века. Календари и люди были ввергнуты в смертоубийственное, апокалиптическое времяпространство глобальной бойни
Сдувая с календарей пороховую пыль, литературные хронисты эпохи — писатели и поэты — поведали нам о них сюжетами своих книг. Календарные артефакты наших коллекций помогают сегодня по-новому, предметно и красноречиво рассказать о свершениях героической календариады войны…
Ранним утром 22 июня военное злосчастье вошло в наш дом. Через репродукторы раздавалось молотовское радиообращение к народу: «Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Мужики поминали честную мать, бабы голосили.
Поэт-фронтовик Михаил Матусовский вспоминал:
В памяти снова встают
Лица, события, даты,
Снова солдатский наряд
Мне выдают интенданты.
Снова все вещи — в мешке,
Снова подтянут и юн я.
На календарном листке —
Двадцать второе июня.
В наскоро, по тревоге собранном походном вещмешке было все нехитрое, нужное на войне солдатское добришко: военный билет, кусок мыла, запасные портянки, кисет с табачком, ложка, хлебный паек, календарик…
В романе о подпольщиках «Чайка» ялтинского писателя Николая Бирюкова есть эпизод, когда главную героиню для получения задания вызвал к себе секретарь райкома. В комнате, где он квартировал, «висел отрывной календарь, и на верхнем запылившемся листочке было «22 июня». «Ты что же, с начала войны не бывал у себя?» — спросила она. «Бывал, дочка, бывал. На прошлой неделе был, но дело не в этом». «Работает столько, что и домой забежать некогда», — подумала она, обрывая листочки календаря. «Ты же знаешь: я, все мы… куда партия найдет нужным нас поставить, там и будем стоять». Последним она сорвала с календаря листок за 8 сентября. Все оторванные листки подобрала ровненько, как колоду карт, положила их на край стола». Германский оккупационный календарь возникает в последних главах романа «Чайка», когда, прежде чем расстрелять героиню, гитлеровцы ведут допрос: «Вы скажите мне, где партизаны? Не знаете? Где?» — закричал он, подскочив к Кате. «Везде, где фашисты. А-а…» — волосатая рука схватила Катю за горло.
Ридлер отстранил полковника, хотя и сам с величайшим наслаждением сдавил бы ей горло: злоба билась в каждом его нерве. Ридлер перевел тяжелый взгляд на стену, на отрывной календарь. 23 ноября. Еще семь дней — и первое число! Что сможет он показать Гиммлеру? Недостроенный мост? Пустые деревни?
«Другого выхода нет, — вслух подумал Ридлер, отводя взгляд от календаря. — Или я сумею заставить ее работать на меня, или… все может полететь к чертовой матери!»
По «командам» партизанского календаря разили врага и отмечали советские праздники храбрецы гарнизона Аджимушкайских каменоломен. Сам Константин Симонов свидетельствовал об этом в «Разных днях войны»:
«В осаде установился свой, необычный, пещерный быт. Его определял прежде всего мрак, не позволяющий судить ни о времени, ни о пространстве за пределами полуметра, освещенного лампой.
В ведении начальника штаба находились большие морские часы и календарь. За тем и другим следил он сам. Это было необыкновенно важно, ибо здесь, где день не отличался от ночи, было не мудрено спутать числа и дни. Каждый день вечером начальник штаба перевертывал листок календаря, а три специально назначенных человека проверяли, перевернут он или нет».
«Когда была годовщина товарища Сталина (62 года со дня рождения — 21.12.1941) попросили Анну Радионовну испечь нам пирогов с брынзой, а до этого ко Дню Конституции она напекла нам пирожков».
Керченско-Феодосийский десант освободил героев каменных катакомб. А партизанская «календарная вахта» сработала точнее, чем часы. «Как выяснилось потом, после выхода на свет, календарь все время работал без ошибок, и только морской хронометр ушел вперед на 2 часа».
История календарей войны знакомит нас с фактом феноменальной значимости, с мини-календарным документом исполинской духовной мощи.
В самый критический момент, когда агрессор, казалось, вот-вот ворвется в советскую столицу, когда в небе над головой ревели моторы «люфтваффе», когда все вокруг содрогалось от взрывов авиабомб, в одной московской типографии готовился полумиллионный тираж малоформатного табель-календаря на 1942 год.
Календарную кроху изготовили по заказу Московского зоопарка. Время сохранило имена авторов-графиков М. Алексеевой и Г. Будкина. Художники выполнили иллюстрации, как будто вышедшие из детской книжки. Декоративно-игрушечные изображения льва и медведя помещены в овальные медальоны. Фигурка слона разделила надвое — по полугодиям — блок календарных чисел.
На строгий вопрос: «А нужны ли такие календари в лихую годину войны?» — как бы ответил поэт Джек Алтаузен, павший смертью храбрых в 1942 году:
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
Табельные сроки 1941-1945 годов — это даты поражений и побед, отступлений и контрнаступлений; это — календари тяжкого ратного труда и кратких передышек. Осторожно извлеченные из архивной полутьмы под яркий ровный свет электрических ламп, календарные реликвии войны оживляют образы и картины прошлого, выстраивают воспоминания ветеранов и хронологический ряд.
Вот он — израненный, весь в шрамах «Табель-календарь на 1945 год» издательства «Искусство».
Тираж был подписан к печати 21 октября 1944 года, ровно за двести суток до дня Победы, когда еще никто не мог предвидеть, что среда девятое мая станет первым днем мира.
Экземпляр этого календаря из коллекции ветерана Великой Отечественной, орденоносца Якова Кофмана, жившего в Ялте, уникален. Неизвестный владелец сделал небольшое, но символическое текстовое дополнение — чуть дрожавшей от волнения, но уверенной рукой внес он в перечень праздников: «9 мая — день Победы».
Также, как наши удальцы, от руки выводили злободневные автографы Победы на колоннах поверженного рейхстага…
Смазливые календарчата новейшего времени — из бумаги превосходных сортов, затейливого дизайна, с тиснением фольгой, отлакированные — достояние календарных прилавков. Но для нас воистину бесценны простодушно-скромные, лишенные шика, подчас грубоватые, концентрированной идейности образцы календарного арсенала роковых сороковых…
На них отпечатались мужество, терпение и верность. Они — календари-герои, окропленны святой кровью партизан и солдат, просолены слезами и потом тружеников тыла. По ним — календарным святыням войны — добываем мы безоглядную правду о подвигах нетленной славы во всей ее доказательности, конкретике, в совершенной, вплоть до мельчайших деталей, полноте.
А как волнуется грудь, как зажигается взор пред альбомом с календарями! Какое ощущение духа, какая в них сила, какой священный огонь жгет сердце!
Отправить ответ